На улице шум и смятенье,
Народ, словно море, шумит,
В санях, не страшась заключенья,
Боярыня гордо сидит.
Неизвестный старообрядческий поэт
Тя выволокли из подклети
И затянули чепь на вые.
Твои запястья восковые
Обвили с волчьим воем плети.
И позабылись, аки сказки,
Злачены мужнины кареты,
А государевы приветы -
Всего лишь крохи царской ласки.
Монарши милости на коже
Саднят и жгут порфирным следом.
Прости ему, Исус. Не ведал
Он, что творят с рабою божьей.
От протопопа Аввакума -
Ни утешенья, ни подручья.
В Московии метель по-сучьи
Скулила - тонко и угрюмо.
А во палате Грановитой
Царь со царицей, в горностае,
В щепоть сложили три перста и
Благословляли московитов.
Тащились дровни по престольной,
И клячу понукал возница.
Пытала тело власяница,
Душила душу боль. Невольно
Из горла вопль тянулся слезный:
- Ох, пропадешь ни за понюшку,
Кровиночка, сынок, Ванюшка!
И стыли в воздухе морозном
Плевки и хохот разъяренной,
Охочей до потехи черни.
Но созывало люд к вечерне
Двуперстие непокоренной.
